1. Может, в дальней стороне,
может, где-то очень близко,
на земле, не только в мыслях,
быть державе и стране…
Лучше в дальней стороне.
Всё не всё, а всё не сказка,
пусть и в шутку, но не в смех,
смех то смех, но не у всех,
и к уму, и для утех,
чуть придумать, разве грех?!
В общем, там, откуда ветер,
там, где жизнь на белом свете,
там, где солнце и дожди,
где прошло, но впереди,
сын Егорий уродился
от царицы и царя
и, короче говоря,
вот смотри хоть справа, слева,
а выходит сын-царевич…
Не одна прошла заря,
не один промчался год,
всё растёт и сын растёт,
но цветёт, довольно странно,
от рождения молчит,
даже, редко закричит.
От зари и до темна,
нет упорней молчуна…
Странно, странно, дальше страшно…
2. Няньки в тайне от начальства,
брали на себя нахальство,
от народа, по-простому,
возвратить за криком слово,
что б царевич был здоровый…
Трижды приложили к уху,
трижды нашептали в ухо,
трижды по уху рукой.
А потом и плошкой в лоб.
Ничего.
Как пень молчит.
Тут, как нянька завопит:
" Свят, не свят, а вдруг дойдёт!"
Да, как скалкой саданёт.
И Егорий, как уснул.
Кто-то на него подул,
чуть побрызгали водой,
как и был, совсем немой,
хоть об камень головой…
3. Был бы просто, человек,
промолчал бы целый век.
Молчуны - ну, что за новость,
болтуны - ну, что за новость,
главное - царёво слово.
Пригласили докторов.
Сто советов, сотня мнений,
сто решений, сто сомнений,
лишь желание горит,
молчуна разговорить…
Как никак, а царский сын.
Доктор с именем де Льюис,
уверял: " Ваш сын не сьюис,
не упрямый, мелкий бес,
а коварный, нервный стресс,
где-то в высшее пролез,
центр болтания сразил,
центр молчанья закрепил…
И придётся долго ждать.
Ничего не принимать!
Ждать и ждать!"
Царь велел врачей прогнать.
И давай своё зудеть:
" Лучше сразу умереть.
Ну, а вдруг, возьмут лечить,
могут сразу уложить,
могут только отравить,
но получиться пожить…
Мне прописывали много.
И на сон, и на дорогу,
от горячки, от тревоги,
от печали…
Но. Ей Богу!
Если к сну, забрось в сортир,
а к дороге, - просто в пыль.
С тем живу. Пока, живой.
Нет беды, кроме, одной.
Хоть бы сын заговорил…"
" Хоть бы сын заговорил…"
- вдруг Егорий повторил.
Царь не понял.
" Говорит?!
Он за мною повторил!"
" Он за мною повторил!"
- вновь Егорий повторил.
Царь за голову схватился
и быстрее удалился.
Отдышался. Сел спокойно.
И тихонько сам с собою:
" Если это нам знаменье,
мы, без лишних промедлений,
сына милого на трон,
в этот вечер возведём…
Что не скажешь, повторит.
Я молчу, и он молчит.
Мой приказ, его приказ,
мой указ, его указ…
И что б рядом никого.
Никого, кроме, меня.
Спишем, так годок иль два.
Как наладятся дела,
пусть заслуга и мала,
можно чуть его прославить,
но казну себе оставить…
Всю казну отцу ссудить!
Он и это повторит.
Может так не по-отцовски,
но народец нынче ловкий,
а Егорий наш не стойкий.
Глаз прикрой, казны уж нет.
Хорошо б пошли дела.
Нынче всё молва, молва,
каждый всякие слова…
Ладно, брешут…
Вдруг восстанут?!
Вот на завтра всё, как прежде,
за надеждой, вновь надежда.
И заткнут смутьяны рот.
Ну, положим, хоть на год.
Год пройдёт…
А там, кто знает?!
В этой жизни всё бывает.
Решено.
Да. Решено".
4. Скоро стало не до смеха.
Кто чего не говорит,
то Егорий повторит,
будто, сам он так решил…
Тут все всем наперерез.
Кто-то выклянчил дворец,
кто-то выпросил овин,
кто-то новые штаны.
Хоть в минуту, не за час,
что-то для себя и стряс…
Царь вернулся, рядом стал,
что-то в ухо зашептал
и Егорий снова в прыть:
" Тот дворец мне возвратить,
тот овин мне возвратить
и штаны…
Ну, так и быть.
Можешь нынче поносить".
Что напомнили, собрал,
что забыли, то раздал…
Царь поохал, повздыхал:
" Ты б Егорий лучше спал!"
И Егорий зазевал…
Сына обнял он рукою
и увёл в его покои.
Но под полночь сам устал,
Вышел, стражам приказал:
" Что б никто и до утра.
Завтра сам приду с утра.
Завтра…"
И ушел к себе…
5. Только девки тут как тут.
Стражей под руки берут:
" Не для красного словца,
припасли мы вам винца.
Вы ребята молодые,
вы живые, мы живые…
И за ласку, вам мы лаской"
Льют вино и строят глазки.
Скоро первый стаж зевает,
а второй уже и спит,
третий смутное бубнит,
а четвёртый, с ним и пятый
улеглись, так прямо, на пол…
Спит Егорий, видит сон…
Девки, лучше не бывает,
и целуют, и ласкают,
пляшут рядом нагишом…
Вдруг. Спина стоит столом,
а на ней бумаги пачка…
" Вальке рощу, дом в придачу,
что б навечно, навсегда…"
- шепчет голая спина.
Ладно. Сон. Куда ни шло.
В руку сунули перо.
" Гальке, дом, лесок и поле.
Да не то. Вот то. Вон то…
И ещё реку у поля!"
Вдруг, сквозь сон и резкий голос:
" Речку?! Поле?! Вот те фиг!
Поле с речкой на двоих!"
И Егорий: " На двоих!
Так и пишем. На двоих!"
" Нет, моё! Моё, моё!"
"На. Моё! Моё, моё!"
И Егорий: " Всё моё!!!
Никому и ничего.
Никому и ничего!!"
И давай бумаги рвать,
да и девок стал пинать.
Девки в визг и прочь бежать…
Опустела вмиг кровать.
Ночь царевич досыпает,
лишь в руках своих сжимает,
в правой мятая бумажка,
в левой девичья рубашка,
в волосах торчит перо.
И сквозь сон орёт:
" Моё!
Всё моё, моё, моё!!!"
6. Но Егорий всем удобен.
Кто успеет, что сказать
и приказ свой подписать,
да притом и промолчать,
ну, и вовремя сбежать,
на халяву и богач…
Только многим сущий плач.
Хорошо, что старый царь,
приходил… вздыхал, вздыхал,
знай, Егорию шептал,
только то, что вспоминал.
Уходил.
И в сотый раз,
За приказом шёл указ,
за указом шёл приказ.
И пошёл в стране разброд…
7. Как-то утро настаёт.
Просыпается Егорий
и сидит себе на троне,
взгляд тупой перед собой,
поболтал слегка ногой.
Видит Первого министра,
тот подходит очень быстро,
тычет сразу же бумагу:
" От особенной отваги,
издаю такой указ.
Есть враги и среди нас.
Всех велю четвертовать.
Власть не спит…
Велю казнить.
Огласить и приложить.
Малый список - сотни две.
Все в достатке и добре.
Кое-кто и при дворе…
И велю всё отобрать,
и в казну велю отдать,
через Первого министра…
Повтори. И подпись быстро!"
Но Егорий взял указ,
вяло в воздухе потряс
и его в тот миг заело…
" Повтори!" - всё повторяет,
но пера не поднимает.
Входит няня. К ней министр.
" Няня. Наш Егор завис.
Только подпись. И свершилось.
Няня, что же с ним случилось".
Нянька к трону. Хвать указ.
Всё читает, щурит глаз.
Вдруг, как ахнет:
" Это ж я!
Ну, скотина. Ну, свинья!
Отрубить! Забрать, забрать?!
Ах, ты ж царь наш, попугай!
Дурень, дурнем. Получай!!!"
- со стола схватила блюдо.
" Получай, за это чудо!
И за это получай!
И ты, тоже получай!!!"
- тут досталось и министру,
лишь икнул, на пол осел.
А Егорий как сомлел.
И молчит себе, молчит.
" Да, тебя бы задушить!
Что б тебе и не родиться!!"
А Егорий всё молчит.
" У, дурак. Сиди, зевай.
А указ. А вот. Летай!"
Разорвала на клочки
и швырнула с высоты,
прямо в ветер за окном…
8. Всякий няню проклинал,
кроме старого царя:
" Знаешь, няня надоело,
править дело, ладить дело,
не закон - сплошной дурак
и не сладить с ним никак,
что нашепчут, то и прёт.
Я, потом, наоборот.
Что б не зашептал народ,
что б не забурлил народ,
что б не восставал народ,
что б не каждый волку волк,
что б стране хоть малый толк…
Сдуру трон свой уступил.
Было дело. Так решил.
Ладно. Что об этом помнить?!
А потом, хоть сына по лбу
пришибить, но отучить.
Пусть, хоть до смерти молчит…"
Может так тому и быть,
но родне не запретить.
Кто открыто, кто случайно,
кто так, будто бы, нечаянно,
все Егория лупить,
вдруг, опять и повторит…
День толкали. Ночь лупили.
День толкали и лупили…
А на третий, чудный день,
вдруг, Егорий, как умылся,
только вновь не повторился,
речью странной разразился,
всех толкает и орёт,
слова вставить не даёт:
" Всем запомнить и усвоить.
Всех и всем не беспокоить.
Всё и всё перенести.
Всем до слуха довести.
Всем сказать, что без пяти…
Это важно, очень важно.
Это, тоже, очень важно.
Если трижды, значит дважды.
Раньше "о", теперь на "у".
Хоть и сам я не пойму…
Объявляю в прошлом тьму,
это всем не по уму,
да, и мне не по уму,
это всем…
и это всем,
если я лягушку съем,
объявляю общий смех…
Это - объявляю, грех.
А вот это, тоже, грех.
Ну, а это - смех и грех.
Но, планирую, успех.
Это слово, но не так.
Этот памятник - дурак.
Это право, но не всяк…
Зацепился за косяк.
Запрещаю дуть в сквозняк,
так как к вечеру вернусь.
На день запрещаю грусть…
Этот важный мой указ,
подпишу, но не сейчас,
с тем, потребую и вздую,
хоть себя, хоть мать родную,
разрешу глотать пилюли,
разрешу стучать в кастрюли,
запрещу петь "люли-люли",
подпишу указ сейчас…
До рассвета всем банкет!"
Сладу нет и спасу нет,
Стал не мил всем белый свет.
За советом, на совет,
за советом, на совет,
но с собой бери обед.
И Егорий не молчит,
говорит и говорит,
говорит и говорит,
отменяет, запрещает,
тут же это разрешает,
и не слышит никого,
и не видит никого,
словно сам с чертей решился,
раз за жизнь наговориться,
да, и за день сотворить…
Многим туго стало жить,
многим страшно стало жить…
9. Через месяц, на охоту,
как-то вывезли его,
еле втиснули в седло,
показалось, что прошло,
но его вновь понесло:
" Взять собак, идем на лис,
больше третьей не женись,
и по тройне не рожать,
и по двойне не рожать…
А зачем, вообще, рожать?!
Всех, немедленно, послать…
Едем, едем - лучше жить.
Объявляю - лучше жить!
Здесь дорогу замостить!
Замостили?! Ещё раз.
Пиво заменить на квас,
к вечеру сменить на пиво…"
Въехал наш Егорий в лес,
приумолк болтливый бес.
Царь-отец перекрестился:
" Ох, неужто, протрезвился.
Может, выветрит его.
Говорит.… А что творит!
Может, снова замолчит?
Пусть, хоть, годик промолчит…"
А Егорий вновь кричит:
" Без охоты обойдемся!
Покатались и вернёмся!
Всем приказ. Себе наказ.
Возвратиться в то же час!"
- и галопом во дворец…
10. Скоро ночь, но нет покоя.
Во дворце то свет, то тьма.
Крики. Снова тишина…
Тихо. Снова беготня.
И Егорий не молчит,
чуть умолкнет, вновь кричит:
" Всем не жечь напрасно свечи,
всем зажечь сегодня свечи.
И вот это прочитать,
а вот это не читать…
Я навечно объявляю!
Я навечно отменяю!
Успеваете писать?!
Всех писак велю прогнать!
Да. Прогнать их всех, прогнать!
Мне бумаги срочно дать!
Пять чернильниц, десять перьев!
И закрыть плотнее двери!
Принести и вон…
Всем вон!!!"
По приказу свет погас,
но, по новому, включился.
А Егорий ополчился,
слать приказы сам себе:
" Спать, приказываю, сладко,
сны смотреть в таком порядке,
все хорошие к утру,
если ночью не помру,
ну, а если я помру,
то хорошие сначала…
Да. Поправить одеяло.
И что б девки не жужжали.
Завтра всё начнём сначала.
Допишу ещё указ…
Надо выспаться сейчас.
Спать!
И видеть лучший сон!"
- подпись вывел и печать,
хлопнул так - не отодрать.
И засел за новый лист…
11. Утро. Тихо во дворце.
Под бумажною горою,
до полудня спал Егорий.
Еле подняли его.
Потрясли. И ничего.
Ни словечка одного!
С тем в корону нарядили
И на троне усадили.
Так сидит теперь он там
и кивает, как болван,
то ли так, то ль осуждает,
то ли за, а то ли нет,
всё кивает - весь ответ…
Если жив ещё отец,
значит царству не конец.
Если жив ещё Егорий,
пусть кивает. Резвее горе?!
Пусть на троне и не правит.
Так спокойней, это правда.
Видно, так спокойней всем…
апрель, 2005
